Но если ты подохнешь, ты не сможешь быть с ней.
Саша повесила трубку, я тоже. Во что ты влезаешь? Второй такой нет, согласился я.
Но если ты подохнешь, ты не сможешь быть с ней.
Она хоть и чудная, но не до такой степени. У тебя темные очки с собой? Я похлопал себя по нагрудному карману. Знаешь, начал я, я тут подумал. Я начал работать над новой книгой. Неужели наконец соизволил оторвать свою ленивую задницу от дивана? Хочу написать книгу о дружбе. А я там буду? Надеюсь, ты не назовешь меня моим настоящим именем? Я боюсь, читателю будет ясно далеко не все из того, что я собираюсь сказать. Ведь я и все мои друзья мы живем совершенно особой жизнью. В законах про это ничего не говорится. Но, помоему, даже самое тупое бревно должно понимать, что у всех людей разные, отличные от других, неповторимые жизни. Она работала косметологом, а ее муж ремонтировал автомобили.
У них было двое детей, одна кошка, маленький дом и большие долги. Она ведь живет не у себя на работе, делая комуто прическу, и не дома, когда пылесосит ковер.
В голове каждого человека заключен целый мир, и вполне возможно, что мир этот гораздо более причудлив, чем мы можем представить своими мелководными извилинами. Шесть миллиардов таких, как мы, ходят по этой планете. Шесть миллиардов маленьких миров на поверхности одного большого. Может статься, что какойнибудь сапожник или повар в закусочной, на которого без зевоты не взглянешь, живет более необычной жизнью, чем ты. Шесть миллиардов историй, каждой из которых можно зачитываться без конца, историй, полных страданий и счастья, добра и зла, надежд и разочарований. На самом деле мы с тобой не такие уж особенные, братишка.
На несколько мгновений я утратил дар речи, а потом прикоснулся к его цветастой рубашке, на которой орали попугаи и качали ветвями пальмы. Я и не знал, что ты такой философ. Он лишь передернул плечами. Я почерпнул все это из бумажки предсказаний внутри печенья, которое подают к чаю в китайских ресторанах. Большое, наверное, было печенье. Огромная стена пропитанного лунным светом тумана вздымалась в миле от берега не ближе и не дальше, чем раньше. Мы спустились по ступенькам. Стрелять в нас никто не стал, не раздавались больше и безумные крики. И все же они попрежнему находились здесь притаившись между дюнами и за обрывом, спускавшимся к морю.